Брюховецкая медсестра спасала и лечила «ковидных» больных в московском госпитале
Медицинских сестер во время пандемии коронавируса стали называть медсестрами с передовой. И с этим не поспоришь. Особенно, когда слушаешь рассказ непосредственного участника тех событий.
Что ждал госпиталь
Брюховчанка Анна Гребеник три месяца работала в первой центральной клинической больнице РЖД на Волоколамском шоссе, 84, с инфекционным профилем. Но так она называлась до пандемии коронавируса. После это медучреждение перепрофилировали в госпиталь с шестью инфекционными отделениями, где лечили больных с коронавирусом.
Анна поехала работать абсолютно по своему желанию. Когда стало совершенно очевидно, что в срочном порядке нужны медицинские сестры для спасения и лечения больных, начали формировать отряды медсестер, владеющих всеми медицинскими манипуляциями. Тридцативосьмилетняя Анна как раз относится к таковым.
После окончания третьей школы она училась в Ейском медицинском колледже, а потом работала в Каневском перитональном центре, где долгие годы трудилась ее мама, Наталья Васильевна. Дочь пошла по стопам мамы, отработавшей медсестрой целых 47 лет. Опыт работы приобрела в Тимашевской железнодорожной больнице, где трудится в настоящее время, а также, по совмещению, в брюховецком роддоме детской медсестрой.
Восемь часов в красной зоне
В первый день работы все стали очевидцами выстроившихся в несколько рядов 150 машин скорой помощи.
— Была ли растерянность? — переспрашивает Анна. — Нет, хотя кареты скорой помощи все прибывали и прибывали. Одно дело увидеть это в Интернете, а другое — наяву. Все мы сжались, будто в один кулак, и стали работать. Для этого и приехали, чтобы лечить, спасать. Я работала в первой инфекционной на 70 коек — это самое большое количество. Вы знаете, именно там, на самой что ни на есть передовой линии, проявляются сплоченность, желание помочь друг другу: врач ты, медсестра или санитарка.
В красной зоне, самой опасной, они находились по восемь часов, не выходя из нее ни на минуту. Покидать опасную зону категорически запрещено. Готовились к входу в нее тщательным образом: в раздевалке оставляли все свои вещи, спускались в желтую зону, облачались в защитные костюмы — СИЗы, надевали очки, респираторы, двое перчаток и — вперед, в зону повышенной опасности. За шесть часов до смены ни в коем случае не ели и не пили.
— Дышать первые десять-пятнадцать минут в респираторе тяжело, но потом дыхание восстанавливается, привыкаешь, — продолжает Анна. — Многие из нас, когда впервые одели «скафандры», так мы окрестили противочумные защитные костюмы, не могли тронуться с места. Подталкивали друг друга и говорили: «Вперед!». Жара в красной зоне очень сильная. Хорошо, у меня стрижка короткая, а у некоторых волосы длинные. Их трудно запихнуть под шапочку, чтобы не вылезали, а когда работаешь — трудно поправить. И они так мокнут! Выходишь — волосы у тебя мокрые, как будто ты голову только помыла. Защитные костюмы воздух не пропускают, в них чувствуешь себя словно ты в парилке. Очки запотевают так сильно, что создается впечатление, как будто ты едешь в машине без «дворников» в сильный-сильный дождь.
Процедуры делать особенно сложно
Спасать «ковидных» больных и лечить их приехали медсестры с Камчатки, Челябинской области, Волгограда, Самары, Кубани. Можно сказать, почти из всех регионов. Третья часть медсестер переболела COVID-19 первой степени.
— Это когда поражено 25 % легких, — говорит Анна. — Меня Бог миловал. У нас на глазах умер профессор-реаниматолог ЦКБ-1. Для всех это был удар. Страшно было с больными в реанимации, а еще страшнее, когда они умирали, можно сказать, на глазах. Но раскисать мы себе не позволяли: нас ждали больные.
В СИЗах очень сложно делать процедуры — найти вену, взять кровь, измерить температуру и многое другое. Ведь руки-то в двух парах перчаток. Поэтому медсестры максимально используют зрение.
Невозможно смотреть на «ковидных» больных — у них умоляющие глаза — окажите помощь. И их спасали, им помогали. А сами? Держались изо всех сил.
— И медработникам было плохо, в обморок падали, — тихо говорит Анна. — Рассказываю вам, а у самой все перед глазами. В палатах стоял аммиак, поднесем его, очнется медработник, посидит, чуть отдохнет и вновь спасать других. Сразу скажу: мне ни разу не было плохо. Наверное, я так настроила себя. Ни о чем не думала, если отвлечься, будет только хуже. После смены долго не могли прийти в себя. Особенно, когда освобождаешь лицо и начинаешь свободно дышать. На лице красные пятна, маски делали, кремами смазывали. А руки? От перчаток они страшно чешутся, аллергия не дает покоя.
Дома ждали...
А дома Анну ждали супруг Александр и мама, Наталья Васильевна. Они очень переживали за нее. И сейчас постоянно интересуются ее состоянием здоровья. После трех месяцев нахождения в ЦКБ Анна была на самоизоляции две недели. Сейчас она приступила к работе. Внимательную и добродушную Анну очень уважают пациенты.
После смены дома усаживают Анну за стол и стремятся накормить вкусненьким. Первое время спрашивали, не голодна ли была вдали от родных пенатов.
— Кормили очень хорошо, — продолжает Анна Александровна. — Еду для нас готовили в московских ресторанах, все очень вкусное, спасибо всем за внимание к медперсоналу. Но после восьми часов нахождения в красной зоне есть не хотелось, страшно мучила жажда. Едва освободившись от «скафандров», мы бежали к кулерам и пили, пили, пили…
Мы долго находились под впечатлением рассказа Анны. Она — настоящая медицинская сестра, способная помочь другим в прямом смысле этого слова. И, как сказала Анна Гребеник, если нужна будет ее помощь, она вновь окажется на передовой.