Коллекционер 25 рентген: рассказ ликвидатора последствий аварии на Чернобыльской АЭС
Предисловие. Эти строки появились благодаря трепетному отношению членов семьи к своему брату, мужу, отцу и дедушке – Назиру Джума Оглы Исмаилову. Они очень хотят, чтобы подвиг дорогого им человека не подвергся забвению, а остался в памяти многих поколений семьи на долгие годы. И гарантом этого считают публикацию данной истории. Участие в таком благом деле я приняла с большим удовольствием. Ведь это рассказ о человеке, ставшим героем не только для своих родных и близких людей, но и для каждого из нас.
В числе людей, внёсших вклад в спасение человечества, Назир Джума Оглы Исмаилов оказался после событий 26 апреля 1986 года. Да, вы правильно поняли, речь идет о ликвидаторе аварии на Чернобыльской атомной электростанции.
Это происшествие по сей день расценивается как крупнейшее в своём роде за всю историю атомной энергетики: как по предполагаемому количеству погибших и пострадавших от её последствий людей, так и по экономическому ущербу.
Аварией принято называть взрыв реактора четвёртого энергоблока ЧАЭС, расположенного около города Припять. В результате реактор был полностью разрушен, а в окружающую среду выброшено большое количество радиоактивных веществ. На ликвидацию этих страшных последствий направили более 500 000 человек. Многие из них погибли, тысячи – получили сильнейший урон здоровью.
С участником тех событий, Назиром Исмаиловым, мне довелось встретиться ранней осенью, в парке, усыпанном желтыми листьями. Дядя Назир, так он попросил его называть, показал мне эту трагическую историю глазами обычного советского человека, который невольно стал борцом с чем-то до тех пор неизведанным, и победил.
«Люди планировали идти на первомайский парад…». «Я родился 14 декабря 1951 года в городе Мингечаур Азербайджанской ССР. В нашей большой семье было 11 детей. Я средний – шестой. Ничего особенного о детстве не расскажу, оно как у всех было – бегали на речку, помогали родителям, в школе учились. После окончания 8-го класса я прошел курсы водителей от военкомата и отправился на службу в армию. Вернувшись, устроился на работу в автоколонну. В 1976 году в первый раз женился, а уже через год у меня появился сын. Так как-то и шла жизнь своим чередом…
Работа в автоколонне нравилась. Вести машину по бескрайнему дорожному полотну это какая-то особая романтика. Мы тогда различные автомобильные перевозки осуществляли. В разные уголки Советского Союза ездили. А в апреле 1986 года отправили меня во Львов, автобус перегнать. Только кто ж знал, что эту рядовую задачу я буду всю свою жизнь помнить, потому как выбросить из головы те дни невозможно.
До Львова я так и не добрался. Транспорт, способный осуществлять перевозки большого количества людей, останавливали люди в форме и отправляли в Припять для эвакуации населения. Отказаться я не мог – это был приказ.
К тому моменту народ уже знал, что на Чернобыльской АЭС произошла авария. Но никто этому особого значения не придавал. Масштабы трагедии все осознали гораздо позже.
Первое, что бросилось в глаза при въезде в район эвакуации, это странного жёлтого оттенка дом. Повсюду царила суета: без паники и тревоги люди готовились к кратковременному отъезду из своих жилищ. Планировали, что встречать майские праздники будут уже дома. Поэтому взяли с собой, как и велели, все самое необходимое: документы, деньги, минимальный запас продуктов. А кто-то, радуясь такому незапланированному отдыху, даже прихватил шашки, гитары и карты.
Для эвакуации жителей приехали сотни автобусов, процессом распределения занимались специальные люди. Как оказалось позже, автобусы из других областей изначально задействовать не планировалось, Чернобыль собирался обойтись своими силами, но при проверке оказалось, что весь городской транспорт заражён радиацией.
Всю серьезность аварии население страны не знало. Телевидение, радио и газеты молчали, изо всех сил пытаясь не поднимать шумиху и панику. Возможно, и само руководство до конца не понимало масштаб катастрофы и её страшные последствия. Иначе как можно объяснить то, что эвакуация населения началась только на следующий день после трагедии, когда радиационный фон на улицах в сотни раз превышал норму.
Город Припять эвакуировали быстро. Гораздо дольше перевозили жителей окрестных деревень, которые ещё несколько дней продолжали вести привычный образ жизни, обрекая себя на гибель.
В итоге, жителей всех населенных пунктов в 30-километровой зоне, включая Чернобыль и десятки деревень соседней Беларуси, вывезли на безопасные территории.
Мы перевозили жителей из Припяти в соседние районы Киевской области. Я сделал один такой рейс.
Нас вела дорожка из флажков. После выполненного задания я вернулся в Чернобыль, и оттуда, как военнообязанного гражданина, меня больше не выпустили: призвали на ликвидацию последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
Для размещения ликвидаторов выделили поселок Зеленый Мыс. Условия проживания в нем, надо сказать, были замечательные. Нас обеспечивали всем необходимым, а кормили словно на убой. Честное слово, я никогда не видел, чтобы людям подавали столько угощений – сладости, различные молочные продукты, самые спелые фрукты и овощи.
Расположилось нас там около 500-600 человек. Каждого переодели, выдали полную химическую защиту и через время отправили к месту катастрофы.
Здание четвертого энергоблока было полностью разрушено, «крышку» реактора, бетонную плиту весом около тысячи тонн, сорвало с постамента. Задача ликвидаторов была проста и тяжела одновременно – очистить участок крыши Чернобыльской АЭС между третьим и четвертым энергоблоками от графитовых остатков.
Без этого невозможно было начать дальнейшие работы по устранению последствий аварии. Радиоактивный мусор излучал огромное количество радиации. На крыше в тот момент находилось 156 тонн выброшенных обломков, радиация измерялась от трехсот до двух тысяч рентген.
Говорят, что с поставленной нам задачей даже роботы не справлялись. Специалисты переоборудовали луноход для этих целей, но техника «сходила с ума». Отказаться от выполнения задания было все равно, что предать Родину. Но мы не боялись позора, мы просто выполняли свой долг.
К зданию энергоблока ликвидаторы проходили через специальное убежище. Там нас инструктировали и одевали в специальную экипировку.
Выполнять задачу необходимо было быстро, но аккуратно. К месту работы вела дорожка, выстроенная из флажков. Все понимали – шаг влево или вправо может стать роковым.
Поднявшись на крышу, мы брали лопаты, собирали на них графит и скидывали его вниз. Некоторые куски поднять было непросто – весили они по 40-50 килограммов. Находились мы там не более 20 минут. Затем на наше место приходила другая смена.
После спуска с крыши ликвидаторы проходили ряд дезинфицирующих процедур. Выйдя из бункера и сменив одежду, отправлялись в баню, после которой на автобусе добирались до первого пропускного пункта, где снова мылись и меняли одежду. На другом автобусе нас везли уже в Чернобыль, повторяя процедуру очищения уже там. И только вновь сменив транспорт на новый, мы возвращались к своему месту проживания, где снова мылись.
Чистых и переодетых во все новое, словно только что выпущенное с фабрики одеяние, нас проверял дозиметрист. Кроме того, уровень, полученной радиации оценивался еще и прибором в виде карандаша, который каждый из ликвидаторов носил с собой повсюду.
Так прошли три дня. Затем мне выдали документ об уважительной причине отсутствия на работе с указанием выдать новый автобус, и отправили домой. Сначала из Чернобыля в Киев на электричке, а там уже самолетом.
Жена моя тогда даже не поняла, где я находился все это время. Да я, честно говоря, и сам толком ничего не понял.
Из Новосибирска в Борисполь. По телевидению практически ничего не сообщалось. Дикторы постоянно успокаивали народ, а транслируемые картинки совсем не совпадали с тем, что я увидел во время пребывания в Чернобыле.
Люди шептались, в дело вступало сарафанное радио. По всей стране шла тихая мобилизация. Но при этом никакой паники среди моих близких и знакомых не было.
В конце июля 1986 года мне выдали повестку с требованием явиться в военкомат. Жена ругалась: «Сколько можно тебя на эти сборы вызывать, уже несколько раз был и вот опять!».
Но отправляли меня не на сборы, а в город Новосибирск: на строительство домов для эвакуированных из Чернобыля граждан. По крайней мере, так в военкомате сказали.
В этот раз из города я уезжал не один, а со своими земляками. Первого августа мы поехали в Баку, оттуда в Тбилиси и далее в Новосибирск, где прошли полную медицинскую комиссию. Но этот город конечным пунктом назначения для нас не стал, дорога продолжилась.
Спустя часы полета на самолете мы, наконец, увидели взлетную полосу, спустились с трапа и прошли к зданию аэропорта. Я поднял усталые от дороги глаза и увидел надпись – «Борисполь».
Мы приехали в Киев…
От фруктов веяло смертью. В этот раз нас поселили уже в самом Чернобыле. Домом для ликвидаторов стала школа-интернат, переоборудованная на скорую руку в казарму.
Сам город словно вымер. Окружающая его атмосфера была тяжелой и мрачной. Она как будто нависла над Чернобылем неподъёмной плитой, не давая ему освободиться. Иногда на глаза попадались брошенные людьми вещи, от этой картины становилось совсем не по себе. Теперь мы понимали, что жители Чернобыля больше никогда сюда не вернутся.
Изменения вокруг я ощутил на собственном здоровье – во рту постоянно чувствовалась сухость, появился металлический привкус.
И только природа радовала своей живостью. Такой красоты я не видел нигде и никогда. Деревья были по-особому зелены и раскидисты, а их ветви от макушки до кончиков усыпаны спелыми и сочными фруктовыми плодами. Только срывать их, а тем более употреблять в пищу, нам было строго запрещено, ведь доза радиации в этих аппетитных на вид фруктах превышала все допустимые показатели.
Жизнь в Чернобыле была почти обычной, нас по-прежнему хорошо кормили, привозили чистую питьевую воду, выпускали на прогулки и к почтовому отделению, чтобы мы могли связаться с родными. Только ходили мы повсюду в защищающих от радиации белом халате, брюках и лицевой маске.
Существовали, конечно, и запретные зоны. Большинство из нас их разумно остерегалось, но были и исключения. Некоторых радиация не щадила даже за малейшую оплошность. Людей слабого здоровья, бунтарей и зевак рвало, они испытывали головокружение и падали в обморок. Состояние их было похоже на сильную алкогольную интоксикацию.
Стать свидетелем такой ситуации – жутко. Как свойственно людям, мы тревожились за свои жизни и, чтобы уменьшить всеобщее беспокойство, нам читали обучающие лекции. Академики из Москвы рассказывали о действии радиации, ее опасности для человека и способах защиты. Нас очень старались настроить на позитивный лад, а мы, в свою очередь, задавали сотни вопросов и, к сожалению, не всегда получали исчерпывающие ответы.
Норма достигнута. Теперь нашей задачей стало строительство защитного саркофага. Предстоящая работа была уникальной. Требовалось построить не могильник отработанного ядерного топлива, а обслуживаемый объект с возможностью контроля процессов, которые происходят внутри него.
Дозиметристы подбирали площадки для строительных кранов, помещения для укрытия персонала, относительно безопасные проходы. Везде размещались таблички с указанием времени возможного нахождения. Несмотря на то, что монтаж стен и перекрытия проходил с дистанционным управлением, многие работы выполняли люди.
Я прошел двухнедельное обучение на оператора по бетонному насосу и отправился «в бой». Нас, как и в прошлый раз, сполна обеспечили специальными средствами защиты и не разрешали работать больше 20 минут в день. Когда срабатывал таймер, на мое место в кабину машины садился другой человек, и так по кругу. Работы велись днем и ночью, в четыре смены, без выходных и праздничных дней.
Заранее каждый из нас подписал контракт, согласно которому, получив дозу в 25 рентген, ликвидатор должен был отправляться домой. Такая цифра составляла четвертую часть от порога острой лучевой болезни, грозящей летальным исходом.
Каждый день дозиметристы вписывали в наши личные карточки полученные дозы, но сами мы эти показатели контролировать не могли.
Свою норму радиации в 25 рентген я достиг спустя 2,5 месяца. 13 октября 1986 года мне разрешили ехать домой.
Навсегда в памяти. Дни, проведенные в Чернобыле, напоминают о себе до сих пор. На фоне полученного облучения, уже через год, в возрасте 35 лет я получил первый инфаркт, еще через три года – второй. Благо, ликвидаторы имели особые льготы, и лечение проходило в лучших медицинских учреждениях Киева. Затронула меня и самая страшная болезнь чернобыльцев – онкология. К счастью, поддержка близких и родных людей помогла мне справиться со всеми трудностями. Рядом находились моя жена Ольга Николаевна, дети, внуки, братья и сестры. Очень благодарен им за это. Да что говорить, здоровье, конечно, пошатнулось сильно. Но главное – я выжил.
К сожалению, очень многих моих знакомых, земляков, с которыми мы рука об руку сражались с радиацией, уже нет в живых. Но есть и те, что стали мне после случившихся событий хорошими товарищами. С ними я общаюсь до сих пор.
Вычеркнуть воспоминания о 1986-м невозможно. Этот, казалось бы, небольшой период времени стал огромным пластом в моей жизни. И изменил судьбы тысяч людей на земле.